Мне уже все равно. Я сосу. Я расслабилась и лежу. Я не делаю попыток вырваться или сжать ножки. На меня накатывает оргазм. Потом еще один. Пусть это продолжается бесконечно …
НЕЛЛИ ХРУСТАЛЕВА
Когда это началось, я никого не осуждала. Я понимала и чувства девочек, которых неоднократно унижали, и чувства мальчиков. Но я сама не желала участвовать в истязании Тамары Алексеевны. Я ушла из помещения. Девочки навстречу мне несли матрац. - Нелька, а ты куда? Пускай мальчишки выебут эту очкастую мымру! - пускай - ответила я - а ты хочешь в стороне остаться? Не при чем хочешь быть? - не хочу. Когда нас будут переводить отсюда в тюрьму, я пойду вместе с вами и скажу, что тоже стелила матрац. Я шла по длинному коридору. И мне было легко, потому что я заметила. Ваня Творогов тоже оттуда ушел.
ТАМАРА АЛЕКСЕЕВНА
Я не помню сколько длился этот сладкий кошмар. Сколько мальчиков-самцов брызнули в меня свою сперму. Не помню, не знаю, не сосчитала. Девочек я больше не трогала, а мальчиков вызывала к себе по одному. Они ожидали от меня наказаний. Ожидали карцера. Но я только расспрашивала их. Что помнят? Что делали сами? Некоторые утверждали, что не были там и не помнят. Но были и такие, которые нагло говорили мне, что пробовали меня несколько раз, и в разные дырки, и что я была восхитительна. Я не знаю, возможно, это был мазохизм, но я их слушала и потом отпускала, никак и ничем не наказав. На второй день, в кабинет вошел Николай Михеев. Я знала, что у них неприязнь с Ваней Твороговым и даже пыталась это использовать в воспитательных целях. Но сейчас я задала только один вопрос: - расскажи, что помнишь, и что делал. - а чего рассказывать? - усмехнулся Михеев - лучше раздевайтесь, Тамара Алексеевна, и расскажу тогда и покажу - и стал расстегивать штаны.
Я ему отдалась. В моем кабинете не было дивана. Я отдалась прямо на столе, с которого сбросила на пол все бумаги. Я извивалась и изнывала в руках этого мальчишки. Он кончил в меня три раза. И я один раз испытала восторг оргазма. Я изменилась. Я перестала быть идейной воспитательницей. Я просто выполняла работу заведующей, а потом сидела и ждала, когда придет Коля. Он приходил каждый день, и я снова билась в его руках. Так продолжалось недолго. Кто-то написал на меня донос. Может быть завхоз, а может быть Елена Ивановна. Меня исключили из партии за аморальное поведение и за падение перед потенциальным врагом. А потом меня арестовали и предъявили обвинение в "троцкизме". Долгие 18 лет, я провела в лагерях. Я тщательно скрывала от всех кем я была. Вокруг меня были враги народа, которые ничего не знали о судьбе своих детей. И только после смерти Сталина, в 1955 году, я обрела свободу. Свободу мне вернули, а веру в идеалы революции я похоронила сама.
ВАНЯ ТОРОГОВ
Был май 1945 года. Мой танковый батальон стоял в пригороде Праги. Весна. Победа. Началась демобилизация. Мы ждали передислокации в Германию. Я сал кадровым военным и был готов служить в армии и после окончания войны. В тот день я поехал в госпиталь штаба Армии. Он находился в самой Праге, в здании городской больницы. Я хотел попрощаться со своим механиком - водителем. Его по излечению отправляли домой. Мы выпили фронтовые 100 грамм, вспомнили тех, кто не дожил до победы и на прощание обнялись. Уже на выходе из госпиталя я столкнулся с военврачом. Была она в белом халате, а я испытываю к белому халату смешанное чувство страха и ненависти. Я хотел отвернуться, но что-то неуловимо знакомое и родное заставило меня посмотреть в глаза военврачу. Голубые глаза, пухленькие губки, изящные тонкие пальчики. - Нелька, ты? - Ванечка? Мы сидели на лавочке, сцепившись пальцами рук и говорили. Многие проходящие мимо, улыбались нам. - знаешь о ком-нибудь? - Нет. Я сразу после интерната в военное училище, а там и война. Только Колька Михеев, помнишь его? - помню. - мы вместе училище окончили. Он в 1943 погиб под Курском. Он ведь спас меня. Бросил свой танк вперед, и закрыл своей броней меня. Снаряд, получается, в нас летел. Я был уже командиром роты, а он у меня взводным. - да. Кто бы мог подумать. А ты помнишь Марфушу? - поповскую дочку? Помню. А что? - а мы с ней медицинское вместе окончили. Она под Сталинградом погибла. Бомба попала прямо в медсанбат. По Красному кресту бомбили юнкерсы. - нас в Германию переводят. - и нас - засмеялась Нелька. - а ты слышал про Тамару Алексеевну - нет. - где-то в лагерях. А про родителей? - нет. Ничего. - и про моих ничего. - как ты думаешь, Ваня, теперь прекратится поиск врагов народа, аресты, лагеря, интернаты? Мне очень хотелось сказать, что теперь, после нашей победы, все это позади, но я не верил сам в это. Сталин все там же. Берия все тот же. Органы НКВД существуют. Гулаг не прекратил своего существования. Я сказал другое: - Нелька. Давай будем всегда вместе - и добавил - я тебя люблю.
