Дашка высвободила ножки и повернулась к нам голышом, помахивая трусиками в руке. Она все еще стеснялась, но озорной чертик уже владел ею, и она гордо выпятила вперед грудки с сосками торчком, оттопырила попку, головку набок склонила и волосы распустила – когда они у нее струятся по плечу и груди, просто сдохнуть можно, как это красиво и возбудительно. Приняла, значит, эффектную позу, и – «Иван Иваныч, мне куда?» Старый хрен, когда обрел дар речи, усадил ее, куда хотел, мы еще минут десять налаживали освещение – и процесс пошел. Я молча делал свое дело, а внутри просто исходил кайфом от всего. И Дашеньке это нравилось и возбуждало ее, я знал. Но я еще не знал, какую месть придумал ей старый хрен. Через 20 минут после начала сеанса дверь открылась, и в кабинет заходит чувак. «Иван Иванович, к вам можно?» Дашка дернулась, сжалась инстинктивно… «Даша, не дергайся! Петр Петрович, что вы хотели?» И Дашка вынуждена была оставаться в той же позе, пока Петр Петрович, косясь на нее, обсуждал что-то с Иван Иванычем, не прекращавшим работать. Чувак не закрыл за собой дверь, и в комнату заглянула ещё какая-то тетя. Увидев голую Дашку, она ойкнула и закрыла дверь, но Иван Иваныч крикнул – «Да, Ольга Ивановна, что вы хотели?». В общем, в кабинет постепенно набивалась куча народу. Голая Дашка сидела естественно и, казалось, ничего не стеснялась. Ольга Ивановна, тактичная женщина, чтоб её кто-то в ванной раком заснял, повернулась к Дашеньке и говорит: «О, да ведь это Дарья ***, наша надежда! Что, Дашенька, решила попробовать себя и в роли натурщицы? Очень красиво сидишь, молодчинка». И чувак повернулся к Дашке – «Та самая Дарья ***? Видел, видел работы – очень хороши. Вот уж не думал, что познакомимся в такой обстановке» - и прячет сальную улыбку в усы. Ух, художники! - думаю я. Дашенька всем улыбается, говорит - «Здравствуйте, извините, что не встаю – мне Иван Иваныч не разрешает шевелиться». Нечего делать – Иван Иванычу приходится рассказывать о нашем проекте, представить меня… «Вы Дашин муж? Вам повезло, у вас такая талантливая и очаровательная жена» - говорит мне усатый Петр Петрович. Я несу всякую вежливую околесицу, как заправский светский лев. А Дашка-то моя сидит голая во время всего этого! Да уж – покруче, чем в Крыму… Скоро чуваки сообразили, что мешают Ивану Иванычу, и удалились. «Иван Иваныч, может, дверь на защелку закрыть, чтоб вам не мешали?» - спрашиваю я. «Что вы - не понимаете, что я всем постоянно нужен?» - отвечает старый хрен, будто у него мобилки нет. К нам заглядывали каждые 5 минут. И в этот день, и во все следующие (Дашка позировала 4 дня). Её видел голышом, по-моему, весь институт – и преподы, и однокурсники, и даже слесарь. Ну, Иван Иваныч, удружил! А Дашка, казалось, совершенно не смущалась, и во время перерыва, не одеваясь, делала гимнастику безо всякого стеснения – вытягивалась, садилась на шпагат, выгибалась голышом в самых невозможных позах, мотая сисями.
В таком виде её и застала группа студентов, пришедших к Иван Иванычу по своим делам. Они все прямо остолбенели, увидев голую Дашку на полу, растопырившую ноги волосатой киской вперед. Она, правда, тут же поднялась, вышла им навстречу непринужденно, как в вечернем платье, насмешливо так здоровается со всеми, и рассказывает, что позирует Ивану Иванычу «вот в таком интересном наряде». Пацаны пялились на неё так, будто никогда не видели голого женского тела… впрочем, правда – такого, как у Дашуньки, не видели. А она совсем рядом с ними стала - так непринужденно, будто они на переменке общаются - и спрашивает у Иван Иваныча: «Иван Иваныч, можно я отдохну – поболтаю с ребятами минутку?» Иван Иваныч опешил, да и я, признаться, тоже. Он ответил «можно, Даша, только недолго»… Я думал – неужели она пойдет голой в коридор? Но она взяла курточку, свесив грудки, когда наклонялась (я щелкнул ее в этот момент), накинула прямо на голое тело, и вышла босая в коридор, сверкая голыми загорелыми ножками. Куртка прикрывала ее чуть ниже бедер, и я представлял, что делалось с пацанами, когда они смотрели на нее. Сам я постоял в нерешительности, а потом говорю старому хрену: «Иван Иваныч, я тоже выйду». «Выходите, выходите, верный пес» - говорит этот гений, перекладывая свои краски и не глядя на меня. «Вы, видимо, перепутали: я верный муж, а не пес» - говорю я ему и выхожу в коридор. Точно: Дашка стоит среди ребят, у тех – лица обалдевшие, в красных пятнах, - а она что-то говорит, хохочет, двигается непринужденно – вошла во вкус! Из под куртки виднелся низ её попки. Увидев меня, она повернулась ко мне, говорит «Вить, я так устаааала сидеть там…», и сладко так потягивается всем телом – куртка поползла вверх, выше пояса, и я увидел её пушистый лобок, а ребята – всю её роскошную попку сверху донизу. Ах ты, моя скромница-бесстыдница, думаю я, ну погоди, дома я с тобой разберусь. Сама смеется, а глазки отчаянные, озорные, чертячьи. …В общем, вот так вот это было. Через пару дней весь институт, конечно, знал, что профессор *** рисует Дашу голой. В этом, вроде, ничего такого не было – художники привыкли иметь дело с обнаженной натурой, и в институте был даже специальный штат натурщиков, да и друг друга студенты периодически рисовали и выставляли всем напоказ – все это я знаю с Дашкиных слов. И все же… на нее оборачивались, общались с ней как-то по-новому, двусмысленно – и она тоже стала себя вести раскованнее и насмешливее. Не знаю, о чем там шептались «в кулуарах» и поползла ли за ней репутация шлюшки – но ухаживаниям Иван Иваныча все это, конечно, не способствовало, и он потом вел себя по отношению к ней совершенно обычно и нормально. А нарисовал он ее, кстати, обалденно – очень красочно, чувственно и эротично. Сказалась атмосфера работы – если б он её, упаси Господи, трахал вместо того, чтоб рисовать – можно представить, какие бы получились картины :). А тут – и искусству выгода, и мы довольны… А вот что будет на выставке и после нее, и как Дашке там вести себя – даже и подумать страшно. Когда пройдет – отпишусь. А когда мы возвращались с Дашкой после сеанса домой – вначале она молчала, и только глазенки горели. Я ненавязчиво говорил о всякой ерунде, а в машине обнял её, гляну в глаза и спрашиваю откровенно: «ты возбуждена?» Она молчит секунду, краснеет, а потом говорит: «а ты как думаешь?» «Я - говорю, - думаю вот что» – и массирую ей грудь. «Заяц, стонет она, я ведь не дотерплю, уже и так внутри все горит…» Вешается мне на шею, трется об меня и шепчет: «я уже давно теку, как авторучка…» Что было дома – можно не продолжать. И так – все четыре раза. Для моей чувственной девочки эти сеансы были хоть и большим испытанием, но и большим удовольствием. Я знаю, что это называется эксгибиционизмом, и вроде как считается извращением – ну и что? Какая разница, как это называется, главное, что мы любим друг друга и нам хорошо :) Если вы узнали в Даше свою знакомую, большая просьба – не надо трезвонить об этом по «народному телеграфу» :)
