Автор: Admin Раздел: Инцест
Так получилось уж что она была с винтовкой за плечами, со шмайсером на выкид и с маузером, смотревшим из-под тёмного отодвинутого бока… А у него тоже был пистолет, но это ему, видимо, было поровну, потому что главное у него была паста… Тюбик с белой зубной пастой, радостный и растопыренный уже своей глупой башкой навылет… И она наставила на него маузер со шмайсером, а он – свой обрадованный, смешно текущий белой слюной набок, тюбик зубной пасты. И со своей тупорылой, всегда солнечной улыбкой. Такие вот танк и мотылек. Одним словом, ни в какие ворота, хоть он и был её сын, а она была соответственно его мамочка. Партизанский отряд или какая-то другая хренотень…она была там строгою и враги после смерти скорее всего объявят её святой… А он был дураком в дурдоме. Обыкновенным дураком, в обыкновенной психбольнице затримухазасранного какого-то района, а то и уезда. Они были каждый по-своему счастливы, а теперь вот встретились. Он был в ополчении психбольницы, куда пробирались самые хитрые больные, путём систематического прикидывания здоровыми…Но ему, собственно, похуй был этот сарафан – он сложил свой пистолет в какой-то не совсем определённый карман, а сам ходил радуясь ночи и тому что у него есть зубная паста и где-то далеко мама… А потом мама пришла… И стояла смешная такая среди этих чёрных веток серого и чуть-чуть розового уже утреннего неба. Стояла, и был у неё автомат, а не шутка, и мама, наверное, сейчас должна была его убить. Так предписывал строгий режим, и у мамы, строгой, доброй и порядочной, никогда и мысли быть не могло, что можно здесь что-то нарушить. Но у него тоже дело было немалое. У него был тюбик с зубной пастой, который он показывал маме. Потому что маме надо было это показать, несмотря ни на что. Даже хоть его и будут сейчас убивать, но маме показать такой весь радостный тюбик надо было успеть.
Так они смешно и стояли в первом остром напряжении, каждый вооружённый свои оружием. И в руках у вооруженной мамы были затененный маузер и явный шмайсер, готовые в следующий миг выстрелить. А у него, тоже вооружённого, был тюбик с белой зубной пастой, и тоже, между прочим, готов. Через миг… И вот этот миг уже прошёл, и надо, наверное, стрелять. И он выстрелил первым. Со своей улыбкой ещё. Белая паста так и выпрыгнула из тюбика и прыгнула прямо маме под ноги. Мама вздрогнула и не выстрелила. И он тогда посмотрел на маму, хоть и так всё время смотрел, и понял, что мама не будет стрелять. "Значит, мама увидела, что я не страшный и не хочу её убивать, и теперь мамочке не надо убивать меня. Тогда у нас столько впереди всегда времени!". – Мамочка! – обрадовано запрыгал он и прыгнул обниматься на шею ей, обалдевшей слегка и обалдевше прижимавшей себе к боку маузер и к его боку шмайсер. "Сынок!…" – разжались потом сами собой руки. "Кровинушка ты моя горькая…", и тогда всё стало тепло и хорошо. Потеплевшее розовое и тепло-желтое небо светило, как тихий ночной фонарь, и он целовал и целовал её в мягкую горячую шею, мягко всем телом надвигая её любимую на свой над коленями, у неё под животом жар. Она садилась к нему на колени, непроизвольно и словно податливая любимая кукла. Под её животом, у него над коленями разгорался огонь и великое мощное орудие знаменовало собой его великий утренний рассвет. "Мамочка, я люблю тебя", прошептал он, целуя её мягкую податливую и теперь уже совершенно – его!!! Мамочка насаживалась и радовалась как ребёнок. Он тогда помог маме и снял с неё гимнастерку и всё её платье с железными карманами от гранат. Он положил это всё аккуратно в сторонку и продолжил качать маму на качелях так, что у мамы выросли лёгкие лебединые крылья. Чтобы мама не отлетала совсем далеко, он усадил её на пенёк и выдал ей в рот свою любимую игрушку. Он думал её это успокоит. А мама принялась так мило и красиво сосать, что успокоило это его… Поэтому мама сидела потом, как красивая королева в детских розовых книжках, и в волосы её были вплетены сверкавшие бусинки его спермы. Он поцеловал мамочку в разъёбанный ротик, и она ласково прижала его к своей голой груди. Пися у неё ещё явно чесалась, и она немного ёрзала на шершавом пеньке. Поэтому он почесал хорошо маме почти сразу восставшим горячим другом, а потом нежно вывернул и страстно излилизал всю горячую мамину матку. Оргазмы накатывали на маму яркими стремительными лучами восходящего солнца. Мама летала равная почти солнцу. И потом он её отпустил и ласково вылизывал языком, пока мамочка приходила в себя, погружаясь в лёгкий ласковый сон. Больше пися у мамы не чесалась, и он спокойно прикорнул у неё на груди. Когда мама проснулась, он улыбался во сне всё той же своей, ни к селу ни к городу, улыбкой. А по мочкам ушей его щекотало восходящее солнце…
